ЭЛЕГІЯ НА НЮСТЕДСКОЕ АББАТСТВО.
(Elegy on Newstead Abbey).
Это голосъ техъ летъ, что прошли; они стремятся
предо мной со всеми своими деянiями.
Оссiанъ.
Полуупавшiй, прежде пышный храмъ!
Алтарь святой! монарха покаянье!
Гробница рыцарей, монаховъ, дамъ,
Чьи тени бродятъ здесь въ ночномъ сiянье.
Твои зубцы приветствую, Нюстедъ!
Прекрасней ты, чемъ зданья жизни новой,
И своды залъ твоихъ на ярость летъ
Глядятъ съ презреньемъ, гордо и сурово.
Верны вождямъ, съ крестами на плечахъ,
Здесь не толпятся латники рядами,
Не шумятъ безпечно на пирахъ,--
Безсмертный сонмъ!-- за круглыми столами!
Волшебный взоръ мечты, въ дали вековъ,
Увиделъ бы движенье ихъ дружины,
Въ которой каждый -- умереть готовъ
Но нетъ! не здесь отчизна техъ вождей,
Не здесь лежатъ ихъ земли родовыя:
Въ тебе скрывались отъ дневныхъ лучей,
Ища спокойствiя, сердца больныя.
Отвергнувъ мiръ, молился здесь монахъ
Въ угрюмой кельи, подъ покровомъ тени,
Кровавый грехъ здесь пряталъ тайный страхъ,
Невинность шла сюда отъ притесненiй.
Король тебя воздвигъ въ краю глухомъ.
Где шервудцы блуждали, словно звери,
И вотъ въ тебе, подъ чернымъ клобукомъ,
Нашли спасенье жертвы суеверiй.
Где, влажный плащъ надъ перстью неживой,
Теперь трава струитъ росу въ печали,
Тамъ иноки, свершая подвигъ свой,
Лишь для молитвы голосъ возвышали.
Где свой неверный летъ нетопыри
Теперь стремятъ сквозь сумраки ночные,
Вечерню хоръ гласилъ въ часы зари,
Иль утреннiй канонъ святой Марiи!
Аббатъ -- аббата; мирно жило братство.
Его хранила веры сень, пока
Король не посягнулъ на святотатство.
Былъ храмъ воздвигнутъ Генрихомъ святымъ,
Чтобъ жили тамъ отшельники въ покое.
Но даръ былъ отнятъ Генрихомъ другимъ,
И смолкло веры пенiе святое.
Напрасны просьбы и слова угрозъ,
Онъ гонитъ ихъ отъ стараго порога
Блуждать по мiру, средь житейскихъ грозъ,
Безъ друга, безъ прiюта,-- кроме Бога!
Чу! своды залъ твоихъ, въ ответъ звуча,
На зовъ военной музыки трепещутъ,
И, вестники владычества меча,
Высоко на стенахъ знамена плещутъ.
Шагъ часового, смены гулъ глухой,
Веселье пира, звонъ кольчуги бранной,
Гуденье трубъ и барабановъ бой
Слились въ напевъ тревоги безпрестанной.
Аббатство прежде, ныне крепость ты,
Войны орудья съ грозной высоты
Нависли, гибель сея въ ливняхъ серныхъ.
Напрасно все! Пусть врагъ не разъ отбитъ,--
Передъ коварствомъ уступаетъ смелый,
Защитниковъ -- мятежный сонмъ теснитъ,
Развивъ надъ ними стягъ свой закоптелый.
Не безъ борьбы сдается имъ баронъ,
Тела враговъ пятнаютъ долъ кровавый;
Непобежденный мечъ сжимаетъ онъ.
И есть еще предъ нимъ дни новой славы.
Когда герой уже готовъ снести
Свой новый лавръ въ желанную могилу,--
Слетаетъ добрый генiй, чтобъ спасти
Монарху -- друга, упованье, силу!
Влечетъ изъ сечъ неравныхъ, чтобъ опять
Въ иныхъ поляхъ отбилъ онъ приступъ злобный,
Чтобъ онъ повелъ къ достойнымъ битвамъ рать,
Въ которой палъ Фалкландъ богоподобный.
Ты, бедный замокъ, преданъ грабежамъ!
Какъ реквiемъ звучатъ сраженныхъ стоны,
И кроютъ груды жертвъ долъ обагренный.
Какъ призраки, чудовищны, бледны,
Лежатъ убитые въ траве священной.
Где всадники и кони сплетены,
Грабителей блуждаетъ полкъ презренный.
Истлевшiй прахъ исторгнутъ изъ гробовъ,
Давно травой, густой и шумной, скрытыхъ:
Не пощадятъ покоя мертвецовъ
Разбойники, ища богатствъ зарытыхъ.
Замолкла арфа, голосъ лиры стихъ,
Вовекъ рукой не двинетъ минстрель бледный,
Онъ не зажжетъ дрожащихъ струнъ своихъ,
Онъ не споетъ, какъ славенъ лавръ победный.
Шумъ боя смолкъ. Убiйцы, наконецъ,
Ушли, добычей -- сыты въ полной мере.
Молчанье вновь надело свой венецъ,
И черный Ужасъ охраняетъ двери.
Здесь Разоренiе содержитъ мрачный дворъ,
И что за челядь славитъ власть царицы!
Слетаясь спать въ покинутый соборъ,
Но вотъ исчезъ анархiи туманъ
Въ лучахъ зари съ родного небосвода,
И въ адъ, ему родимый, палъ тиранъ,
И смерть злодея празднуетъ природа.
Гроза приветствуетъ предсмертный стонъ,
Встречаетъ вихрь последнее дыханье,
Принявъ постыдный гробъ, что ей врученъ,
Сама земля дрожитъ въ негодованье.
Законный кормчiй снова у руля
И челнъ страны ведетъ въ спокойномъ море.
Вражды утихшей раны исцеля,
Надежда вновь бодритъ улыбкой горе.
Изъ разоренныхъ гнездъ, крича, летятъ
Жильцы, занявшiе пустыя кельи.
За днями горести -- полней веселье!
Вассаловъ сонмъ въ приветливыхъ стенахъ
Пируетъ вновь,встречая господина.
Забыли женщины тоску и страхъ,
Листвой богатой боръ веселый пышенъ.
И чу! въ поляхъ взываетъ звонкiй рогъ,
И окликъ ловчаго по ветру слышенъ.
О, сколько страховъ! радостей! заботы!
Спасенья ищетъ въ озере олень...
И славитъ громкiй крикъ конецъ охоты!
Счастливый векъ, ты долгимъ быть не могъ,
Они, презревъ блистательный порокъ,
Веселья много знали, горя -- мало!
Отца сменяетъ сынъ. День ото дня
Всемъ Смерть грозитъ неумолимой дланью,
Толпа другая гонится за ланью.
Нюстедъ! какъ грустны ныне дни твои!
Какъ видъ твоихъ раскрытыхъ сводовъ страшенъ!
Юнейшiй и последнiй изъ семьи
Онъ видитъ ветхость серыхъ стенъ твоихъ,
На славныя гробницы дней былыхъ,
Глядитъ на все, глядитъ, чтобъ лились слезы!
Исторгло ихъ изъ сердца уваженье!
Любовь, Надежда, Гордость -- какъ огнемъ,
Сжигаютъ грудь и не даютъ забвенья.
Ты для него дороже всехъ дворцовъ
Бродя межъ мшистыхъ плитъ твоихъ гробовъ,
Не хочетъ онъ роптать на волю Рока.
Сквозь тучи можетъ солнце просiять,
Тебя зажечь лучемъ полдневнымъ снова.
Грядущiй день -- сравняться съ днемъ былого!
Примечания:
"Такъ какъ одно стихотворенiе на эту тему уже напечатано, то авторъ первоначально не имелъ намеренiя печатать следующей. Оно включено въ сборникъ по настоянiю некоторыхъ друзей". (Прим. Байрона).
"Лордъ Байронъ и его братъ сэръ Вильямъ занимали высокiя места въ королевской армiи. Первый былъ главнокомандующимъ въ Ирландiи, помощникомъ коменданта Тоуэра и опекунонъ Джемса, герцога Іоркскаго, впоследствiи злополучнаго Іакова II; другой принималъ участiе во многихъ событiяхъ своего времееи. Люцiусъ Кэри, лордъ-виконтъ Фалкландъ, одинъ изъ лучшихъ людей своего века, былъ убитъ въ сраженiи при Ньюбери, въ рядахъ кавалерiйскаго лорда Байрона полка". (Прим. Байрона).
"Это -- историческiй фактъ. Въ моментъ смерти (или при погребенiи) Кромвеля разразилась сильная гроза, вызвавшая продолжительные споры между его сторонниками и противниками; обе стороны объяснили ее указанiемъ свыше, но было ли это указанiе одобренiемъ или осужденiемъ,-- оставимъ решать этотъ вопросъ тогдашнимъ казуистамъ. Я воспользовался этимъ происшествiемъ сообразно духу своего стихотворенiя".